|
Клерхен. Не по себе ли ты так об этом судишь? Не на себе ли сделал ты это гордое наблюдение? Ты, всем народом любимый?
|
|
Эгмонт. Когда бы я для него хоть что-нибудь сделал! Когда бы мог делать! Его добрая воля - любить меня.
|
|
Клерхен. Ты сегодня, вероятно, был у правительницы?
|
|
Эгмонт. Да, у нее.
|
|
Клерхен. Вы с ней хороши!
|
|
Эгмонт. Иногда кажется, что так. Мы друг с другом любезны и предупредительны.
|
|
Клерхен. А по душе?
|
|
Эгмонт. Я к ней очень хорошо отношусь. У каждого свои цели. Это делу не вредит. Она превосходная женщина, знает своих слуг и могла бы видеть вещи достаточно глубоко, не будь она в то же время недоверчива. Я доставляю ей немало беспокойства, потому что за моими действиями она ищет постоянно каких-то тайн, а никаких тайн у меня нет.
|
|
Клерхен. Совсем никаких?
|
|
Эгмонт. Ну вот! Нельзя же кое-чего и не утаивать. Всякое вино с течением времени осаждает на дно бочек винный камень. А все-таки еще лучшее для нее развлечение - принц Оранский, и всегда новая задача. Она вбила себе в голову, что в нем постоянно имеется что-нибудь таинственное. И вот она то и дело по лбу его разгадывает его мысли, а по походке - направление его пути! Клерхен. А она притворяется?
|
|
Эгмонт. Правительница... и ты спрашиваешь?
|
|
Клерхен. Простите, я хотела сказать: есть ли в ней искренность?
|
|
Эгмонт. Не больше и не меньше, чем в каждом, кто хочет достигнуть своих целей.
|
|
Клерхен. Мне бы не найти своего места на свете. А ведь в ней мужской дух, она не такая женщина, как мы, швеи да стряпухи. Великая, отважная, сильная!
|
|
Эгмонт. Да, пока все вверх дном не идет. А на этот раз она немножко растерялась.
|
|
Клерхен. Как так?
|
|
Эгмонт. А у нее ведь усики над верхней губой и иногда припадки подагры. Настоящая амазонка!
|
|
Клерхен. Величественная женщина! Я бы боялась явиться перед ней.
|
|
Эгмонт. А ведь ты неробкого десятка. Это был бы не страх, а только девическое смущение.
|
|
Клерхен опускает глаза, берет его руку и прислоняется к нему. |
|
Я понимаю тебя, милая девушка! Смело подыми глаза. (Целует ей глаза.)
|
|
Клерхен. Дай помолчать! Дай мне так держать тебя! Дай мне смотреть в глаза твои! Все в них находить: отраду и надежду, радость и печаль. (Обнимает его и смотрит на него.) Скажи мне! Я не понимаю! Ты Эгмонт? Граф Эгмонт? Великий Эгмонт, которому так удивляются, о котором в газетах пишут? За которого горой стоят провинции?
|
|
Эгмонт. Нет, Клерхен, это не я.
|
|
Клерхен. Как?
|
|
Эгмонт. Видишь ли, Клерхен... Дай мне сесть. (Садится. Она становится перед ним на колени на скамеечку, кладет руки на его колени и смотрит на него.) Тот Эгмонт - угрюмый, жестокий, холодный, Эгмонт, который должен замыкаться в себе, то так, то этак менять свое лицо, который истерзан, непризнан, запутан, в то время как люди считают его веселым и радостным; любим народом, который не знает, чего хочет; почитаем до небес, превознесен толпой, с которой нечего делать; окружен друзьями, на которых не смеет положиться; подстерегаем людьми, которые всеми способами стараются стать ему поперек дороги в работе и заботе, часто без пользы, почти всегда без награды. О, не заставляй меня рассказывать, как ему живется, каково у него на душе! А этот, Клерхен, - спокойный, открытый, счастливый и понятый самым лучшим сердцем, которое и он знает до конца и с переполняющей душу любовью и верой прижимает к своему. (Обнимает ее.) Это твой Эгмонт!
|
|
Клерхен. Так дай мне умереть! Для меня нет радости на свете помимо тебя!
|
|
|