Музы, что были доселе к чудесной любви благосклонны,[22]
Вы, пролагавшие путь добронравному юноше, сами
Милую к сердцу его прижавшие до обрученья,
Так же усердно и впредь поспособствуйте счастью влюбленных.
Тучи, готовые ныне его омрачить, разгоните.
Только поведайте прежде о том, что в дому происходит.
Вот уж и в третий раз поднялась в боковушку к мужчинам
Мать — в нетерпенье, в тревоге, недавно лишь выйдя оттуда,
Речь завела о грозе, обещавшей вот-вот разразиться,
Долгом отсутствии сына, а также опасностях ночи
И пожурила соседей, что, с девушкой слова не молвив
И не сосватав ее, на дороге оставили сына.
«Брось, и без этого тошно, — воскликнул отец недовольный,—
Видишь, и нам не сидится, все ждем не дождемся развязки».
Но продолжал сосед разглагольствовать с видом спокойным:
«Вечно в минуту волненья от всей души поминаю
Добрым словом отца. Во мне, еще малом ребенке,
Нетерпеливость до корня последнего вырвать сумел он.
Вряд ли мудрейший из мудрых способен, как я, дожидаться».
«Как же, — священник спросил, — ваш родитель добился такого?»
«Что ж, расскажу вам охотно, пусть каждый запомнит на случай,—
Начал аптекарь. — Однажды, мальчишкой еще, в воскресенье
Я с нетерпеньем большим дожидался кареты, в которой
Ехать мы собирались в тот день к водоему под липы.
Где-то она задержалась, а я, как хорек, поминутно
Мчался туда и сюда, от окошка к двери метался.
Кончики пальцев зудели, столы я ногтями царапал,
Куксился, топал ногами, вот-вот разреветься готовый.
Батюшка все это видел; когда же совсем по-дурацки
Стал я себя вести, он схватил меня за руку молча,
Тихо подвел к окошку и многозначительно молвил:
«Вот погляди, сынок, на замке мастерская сегодня,
Завтра ее отопрут, и усердно пила и рубанок
Будут с зари до заката ходить, ни на миг не стихая.
Только попомни: однажды настанет урочное утро,
Мастер-столяр и его подмастерья возьмутся за дело,
Гроб для тебя приготовят, работая быстро и ловко,
Да и притащат оттуда сей дом деревянный, в котором
Вынесен будет равно терпеливый и нетерпеливый,
Чтобы покой он обрел под дубовою крышкой тяжелой».
Тотчас детскому взору представилась эта картина —
Будто сколочены доски и черною краской покрыты.
Тут, присмирев, я стал ожидать терпеливо кареты.
Если в пустом нетерпенье другие кругом суетятся,
Лица перекосив, я сейчас же гроб вспоминаю».
Пастор с усмешкой сказал: «Не смущается образом смерти
Мудрый, и для людей добродетельных смерть — не кончина:
Первого к жизни она зовет, в нем дух укрепляя,
А у второго в душе пробуждает веру в спасенье.
Жизнью для них, для обоих, становится смерть, и напрасно
В смерти на смерть указал егозе-мальчугану родитель.
Юноше ты покажи благородную, светлую старость,
Старости — юность живую, чтоб вместе они любовались
Круговоротом извечным, и жизнь восполнялась бы жизнью».
|
Тут отворилась дверь, и возникла чудесная пара,
И удивились друзья, удивились родители тотчас,
Видя, что облик невесты с обличьем юноши сходен.
Низкой дверь показалась, когда на пороге явились
Оба они, выделяясь сложеньем и ростом высоким.
Девушку Герман представил родителям с речью крылаток:
«Гляньте, она перед вами! Такую вы в доме хотели!
Батюшка, будьте к ней добры, ведь девушка этого стоит!
Матушка, вы о хозяйстве немедля ее расспросите
И убедитесь, как близко вы сходитесь с нею во вкусах».
Пастора Герман тотчас отозвал в сторонку и молвил:
«Достопочтенный муж, помогите осилить заботу —
Узел распутать тугой, пред которым я немощен, ибо
С девушкой не объяснился; напротив, она полагает,
Что не хозяйкой в доме ей стать суждено, а служанкой.
Вот и страшусь, чтоб она не ушла, о женитьбе услышав.
Нужно все это распутать. Ее заблужденья не вправе
Длить мы так долго, и мне неизвестность уже нестерпима.
Так поспешите и тут показать свою мудрость, которой
Славитесь вы!» И священник готов был к ней обратиться,
Только отец, к сожаленью, успел словами своими
Девушки душу смутить. Отозвался он с видом веселым,
В доброжелательном смысле, хоть с легким оттенком лукавства:
«Это недурно, мой мальчик! Я, знаешь ли, рад, что у сына
Вкус такой же отменный, каким отец отличался!
Лучшую он всегда приглашал на танцах и после
Лучшую в жены избрал — драгоценную маменьку нашу.
Ибо тотчас по невесте узнаешь, каков и мужчина,—
Многого ль стоит он сам и себе ли знает он цену.
Только, сдается, и вы не изволили медлить решеньем.
Парень таков, что за ним не грешно увязаться, ей-богу».
Германа эти слова между тем мимолетно коснулись.
Весь он затрепетал, а кругом наступило молчанье.
Но издевательской речь показалась девушке гордой,
И глубоко оскорбленье ей в душу проникло. Румянец
Залил ей щеки, да так, что розовым стал и затылок;
Мигом собой овладев и мгновенно взяв себя в руки,
Так старику она отвечала, скрывая обиду:
«Встречи иной ждала я, наслушавшись вашего сына,
Он выставлял мне отца человеком с душой благородной;
Вот и стою перед вами, пред мужем бывалым, который
С каждым умеет умно обходиться и с каждым любезен.
Кажется мне, что не слишком шевелится в вас состраданье
К бедной, ступившей на этот порог, чтоб служить вам на совесть.
Разве иначе вы стали б указывать с горькой насмешкой,
Как далека моя доля от вашей и вашего сына.
Что ж, я и вправду бедна, — с узелком небольшим я вступаю
В дом, что, как полная чаша, любое порадует сердце.
Я себя знаю отлично и чувствую все обхожденье.
Так благородно ль, скажите, язвить меня речью такою,
Чтобы, ступив на порог, я уже собиралась из дому?»
|
[1]