|
Воскресным утром в своей мастерской Наш славный мастер вкушает покой. Он грязный фартук бросил под стол, Надел свой праздничный, чистый камзол. И пусть почивают гвозди, клещи, Шило, дратва и прочие вещи. Пусть в день седьмый отдохнет рука От иглы сапожной и молотка. Но весеннее солнце как припечет, И досуг его к новой работе влечет. Чувствует мастер: в назначенный срок В мозгу его вызрел некий мирок, Дышит, живет, спешит отделиться, От своего создателя удалиться.
Умен и зорок взгляд у него, Притом он добрейшее существо. Ясным взором весь мир обнимет И целый мир в себя он примет. А речь-то, речь у него какова! Легко, вольготно льются слова. Музы его на пир приглашают: Мейстерзингером провозглашают!..
Вот женщина молодая идет: Пышные груди, округлый живот… Да, на ногах стоит она твердо! Держится царственно. Шествует гордо. Не станет вилять ни хвостом, ни задом, Вправо-влево рыскать взглядом. В руке у ней циркуль, и обвита Лента златая вокруг живота. Венок из колосьев на лоб надет, В очах — дневной, ослепительный свет… Она обладает завидной известностью, Зовясь Прямодушьем, Достоинством, Честностью… Вошла с поклоном она, с приветом, А мастер наш хоть бы что при этом! Он на нее и не поднял глаз: Тебя, мол, вижу не в первый раз. Она говорит: «В суматохе повальной Ты, мастер, нрав сохранил похвальный, Поскольку твоя голова ясна, Поступки достойны, душа честна. Мается дурью людское стадо, А ты все поймешь, смекнешь с полувзгляда. Люди хнычут, прибиты уныньем сплошным. А ты им представишь сей мир смешным! Так, утверждая закон и право, В суть вещей ты вникнешь здраво: Прославишь Набожность и Честь, Зло покажешь, каким оно есть. Порок не прикрасишь и не пригладишь, Издевкой Красоту не изгадишь, А будешь видеть естество, Как Альбрехт Дюрер видел его,— Во всей его правде и точности, Во всей его жизненной сочности. И поведет тебя гений природы Сквозь страны, времена и народы, И тебе откроется жизнь сама — Ее диковинная кутерьма, Людская возня, суета, мельтешенье, Беготня, и гонка, и копошенье, Так что род человечий порой Ты примешь за муравьиный рой, Однако на весь этот пестрый поток Ты будешь смотреть, как смотрят в раек, А потом все, что видел, людям изложишь И, возможно, им взяться за ум поможешь…» Она распахивает окно: Всяческих тварей за ним полно! Различны их виды, сорта и оттенки, Как в ином стихотворенье его или сценке.
Мастер блаженствует у окна. Развеселила его весна. Меж тем, кряхтя, сопя, приседая, В мастерскую старуха вошла преседая. Сказать вам, кто это была? История, Мифология, Фабула! Скрючена, сморщена, а на спину Она взвалила себе картину, Доску с диковинною резьбой, Которую тащит она с собой. Там господь в торжественном облаченье Проповедует людям свое ученье, И, конечно, Ева там и Адам, И Содом и Гоморра тоже там, И образ двенадцати светлых жен В зерцале чести отражен. Там же — блуд, и разбой, и бесчинства черни, И двенадцать тиранов, погрязших в скверне, Справедливо наказанных божьей грозой…
|
|
И, конечно, там Петр со своею козой, Недовольный вначале мироустройством, Но затем совладавший с душевным расстройством… И у старушки расписан подол: Здесь случаи всяческих бед и зол, А также примеры правды и света…
Наш мастер с улыбкой смотрит на это. Он, можно сказать, бесконечно рад: В хозяйстве подобные вещи — клад. Все эти случаи и примеры, Своей придерживаясь манеры, Искуснейше он перескажет нам, Как если б он все это видел сам… Картинами редкостными влеком, Мастер отдался им целиком, Но вдруг над собою слышит он Треск погремушек, бубенчиков звон. Ага! Это Шут ему бьет челом: Мартышкой вертится, блеет козлом, А языком-то как бойко чешет! Знать, байкой смешною его потешит. Явился он чрезвычайно кстати, Ведя за собой на длиннющем канате Наиразличнейших дураков: Дураков молодых, дураков-стариков, Дураков-бедняков, дураков богатых, Прямых и кривых, худых и пузатых, Дураков-грамотеев, дураков-невежд, Безнадежных, но полных дурацких надежд. Размахивая бычачьим хвостом, Шут погоняет их, как хлыстом. А ну, пускай попарятся в бане! Может, освободятся от дряни! Являет Шут чудеса умения, А число дураков растет тем не менее… Наш мастер следить поспевает едва. Кругом пошла у него голова: Как обо всем этом рассказать? Как это все воедино связать? Да и слова подобрать какие, Чтобы дела описать людские? И где найти над собою власть, Чтобы при этом в унынье не впасть И не утратить душевного пыла? Вдруг облачко прямо к окошку подплыло, И в комнату прямо с него сошла Красавица Муза, чиста и светла,— Лучезарностью правды его озаряет, Силой действенной ясности одаряет. Она говорит: «Я пришла сюда, Благословляю тебя навсегда. Пусть священный огонь, что в тебе таится, Светлым, жарким, высоким костром разгорится, Но чтоб жизнь тебя вперед несла, Я бальзам для души твоей припасла: Да упьется она красою, Словно почка весенней росою!..»
И вот, обернувшись назад, Он видит дверцу, ведущую в сад. И там, за невысоким забором, Видит девушку с томным, поникшим взором. Под яблонькой, перед ручейком, Она сидит, вздыхает тайком. И преискусно плетет веночек Из алых роз — к цветку цветочек. Ах, кто обладателем станет венка? Она и сама не знает пока. Но что-то ждет ее впереди, И оттого — томленье в груди, И мыслей смятенье, и взор этот влажный, И вздох печальный и протяжный. Дитя мое, радость моя, поверь, Все, что тревожит тебя теперь, Превратится в усладу и в благодать — Надо только милого подождать. Ты увидишь: единственный твой придет, И забвенье в объятьях твоих найдет, И будет взором твоим исцелен Тот, кто был судьбой, как огнем, опален. Пусть его лихорадит, пускай трясет — Его лишь твой поцелуй спасет. И, от всех напастей освобожден, К жизни будет любовью он возрожден. Твое лукавство и плутовство Не лекарство разве, не волшебство?.. И любовь остается навек молода, И поэт не состарится никогда!.. Так наш мастер сладчайшее чудо зрит. В этот миг над главою его парит Дубовый венок среди облаков — Награда певцу от грядущих веков. И пусть к дьяволу тот попадет в кабалу, Кто не воздаст ему честь и хвалу!
|
1782
Комментарии
Истолкование старинной гравюры на дереве, изображающей поэтическое призвание Ганса Сакса — Ганс Сакс (1494–1576) — нюрнбергский сапожник, сочетавший свое ремесло с участием в состязаниях мастеров пения и организации театральных представлений; написал множество разнообразных сочинений: песен, трагедий, фарсов и т. д. Старинной гравюры, изображающей его, у Гете не было; он воспользовался приемом, который применял сам Ганс Сакс, сочиняя пояснительные стихи к гравюрам. Упоминаемый в поэме Альбрехт Дюрер (1471–1528) — величайший немецкий художник Возрождения. Библейские образы Адама и Евы, городов Содома и Гоморры использованы Гете как условные обозначения человеческих грехопадений. Петр. — Имеется в виду апостол Петр, «недовольный вначале мироустройством». Появление старушки-музы Истории, Мифологии, Фабулы, вероятно, навеяно стихотворением Г. Сакса, описывающим его встречу с девятью музами.
|
|