|
Никий, муж превосходный, души и тела целитель!
Болен я, правда, — по все ж средство жестоко твое.
Ах! Не в силах я был советам твоим подчиняться;
Видеть противника я в преданном друге готов.
Я тебя не могу опровергнуть — я все повторяю.
Все, даже то, чего ты, друга щадя, не сказал.
Но — увы! — со скал стремительно падают воды
Вниз, и теченья ручья не остановит напев.
Разве удержишь ты бурю? И разве с вершины зенита
Солнца не катится шар в моря бездонную глубь?
Вся природа кругом говорит мне: Аминт, ты подвластен,
Как и все на земле, строгим законам судеб.
Друг мой! Не хмуря чела, послушай меня благосклонно:
Мудрый дало мне урок дерево там, у ручья.
Мало яблок на нем — а раньше ветки ломились.
Что же виною тому? Ствол обвивает лоза.
К дереву я подошел, сплетенье раздвинул и начал
Острым кривым лезвием гибкие ветви срезать.
Тотчас, однако, я вздрогнул: с глубоким и жалобным вздохом
Дерево стало шептать, скорбно листвой шелестя:
«О, не мучай меня, садового верного друга!
Мальчиком ты от меня радости много вкусил.
О, не мучай меня! Срывая сплетенные ветви,
Ты жестокой рукой жизнь исторгаешь мою.
|
|
Кем иным, как не мной, лоза воскормлена эта?
Листьев ее от моих я не могу отличить.
Как не любить мне лозы, которой я лишь опора?
Тихо и жадно прильнув, ствол мой она обвила.
Сотни пустила она корней и сотни побегов;
Крепче и крепче они в жизнь проникают мою,
Пищу беря от меня, поглощая то, что мне нужно,
Всю сердцевину, она с ней мою душу сосет.
Я понапрасну питаюсь: мой корень, ветвистый и мощный,
Сока живого струит лишь половину наверх.
Ибо опасная гостья, любимая мной, по дороге
Мигом отторгнуть спешит силу осенних плодов.
Крона всего лишена; вершины крайние ветви
Сохнут, и сохнет — увы! — сук, наклоненный к ручью.
Так изменница лаской готова и жизнь и достаток,
Все устремленья мои, все упованья отнять.
Чувствуя только ее, смертоносному рад я убранству,
Цепким узам я рад, счастлив нарядом чужим.
Нож отведи, о Никий! Пощады достоин тот жалкий,
Что обрекает себя страсти губительной сам.
Сладостно нам расточенье: оставь мне эту отраду!
Тех, кто отдался любви, может ли жизнь удержать?»
|